Я понимал, что, пуская меня ВНИЗ, Роман Скворцов идет на риск. В отряде из восьмидесяти человек семеро – «афганцы»-десантники, остальные, включая и Романа, – морские пехотинцы. Бывшие, понятно. В этой компании Сталлоне выглядел бы слабаком. пять-шесть часов ежедневной тренировки: каратэ, кроссы, дзюдо плюс комплекс особых упражнений на специально построенном полигоне. Сверх того – картография подземных коммуникаций Москвы, от размещения тоннелей метро до кабелей правительственной связи; изучение моделей вентилей, клапанов, задвижек, переключателей; обращение с приборами химического и радиационного контроля. Конечно, и доврачебная помощь. Отряд предназначен для действий в экстремальных условиях. И я был готов на все, лишь бы провести ночь с людьми, сделавшими своей профессией очищение московских подземелий от загадочных чудовищ…
Это крысы, гигантские рыжие и серые крысы, в длину достигающие метра, а в высоту – семидесяти сантиметров. Первые свидетельства очевидцев появления таких крыс в Москве относятся к 1989 году: они пытались напасть на монтеров, обслуживающих газовую сеть. Как водится, рассказам никто не поверил. Однако новые доказательства появлялись с нарастающей быстротой. Гигантские крысы выходили на поверхность в районах свалок, атаковали мясокомбинаты. Собаки, даже самые свирепые, боялись их панически. Яды не действовали.
Старый Моссовет решил: если борьбу не перенести в глубины канализационных коллекторов и полуразрушенных подземелий, в тоннели метро (а машинисты поездов метро не раз сообщали о гигантских крысах, чьи горящие глаза и вздыбленные загривки мелькали в лучах фар) и телефонные колодцы – туда, где рождаются и живут эти бестии, шансов на победу нет.
Для начала неимоверными усилиями и с риском отловили трех чудовищ. То, что увидели, было ужасно: двадцать пять – тридцать килограммов витых мускулов, напоенных злобой. Они обладали фантастическим иммунитетом к новым ядам, их сантиметровые резцы перекусывали стальную сетку клеток, а способностью к адаптации и обучению твари превосходили собак и человекообразных обезьян.
Никакими принципиальными отличиями от распространенных обычных крыс их гигантские сородичи не обладают. Они продукт мутаций, вызванных суммарным воздействием на обычных крыс повышенной радиации, химических веществ и электромагнитных полей.
Картина сейчас вырисовывается еще более тревожная. Если на поверхности крыс-гигантов кое-как удается удерживать «в рамках приличия», то подземные этажи города полностью заняты ими. Эти твари прокусывают телефонные кабели, в том числе правительственной связи, портят и разрушают сигнализацию в метро, из-за них боятся спускаться в коллекторы ассенизаторы и газовщики.
…Скворцов напутствовал:
– Помни. Увидишь крысу – стой. Пока стоишь, ты способен отбиваться. Повернешься спиной – никто тебя уже не спасет. Понял?
Я кивнул.
– Оружия не дам, иначе с испугу всех перестреляешь. Штык держи. Бить надо в глаз в сторону затылка либо в пасть…
Теплое белье. Плотные теплые шаровары. Резиновые сапоги поверх теплых носков. Свитер. Болоньевая непромокаемая куртка с капюшоном и множеством карманов. Так экипированы все мы – наряд из десяти человек да я, которые сегодня из небольшой комнаты на одной из центральных станций метро (не называю ее по просьбе самих же ребят) отправляются после того, как пройдет последний поезд метро, в лабиринт подземных московских коммуникаций.
– Вообще-то весь наш отряд из восемнадцати человек на такой город, как Москва, – говорит, пока мы облачаемся, один из моих телохранителей Виктор Колосов, – это капля в море. Мы считаем, что на борьбу с крысами надо уже сейчас бросить полторы-две сотни бойцов. Если этого не сделать сейчас, через год понадобится полк… Но о нас никто на знает. А во-вторых… Ты знаешь, сколько мы получаем?
Я знал… Триста пятьдесят – рядовой. Роман как руководитель группы – триста восемьдесят. Плюс по два сорок за каждый спуск. В месяц – четыреста. И это – за изнуряющую опасную ночную работу, которую и работой-то не назвать: охота, война…
Только что отключено напряжение от питающей шины Московского метрополитена. Через узкую металлическую дверь в конце платформы спускаемся в тоннель.
Сегодняшний спуск – самый обычный. Каждый день дежурная группа обходит дозором очередной участок подземных территорий, истребляя встретившихся крыс, выжигая появившиеся с прошлого обхода гнезда. Редко – раз в два-три месяца – объявляется экстренный, чрезвычайный спуск всего отряда: в каком-то районе замечается аномальная активность крыс, когда надо обеспечить безопасное проведение каких-то подземных работ иными службами. За все время существования отряда нет ни одного спуска, когда крысы не атаковали их..
Иду в середине группы, единственный, чье вооружение состоит только из штык ножа. На каждом – десантный вариант АКМа, да в подсумке четыре рожка. Патроны непростые: с разрывными пулями – только такие «берут» крыс. В комплекте вооружения баллон с газом нервно-паралитического действия. Есть в группе и огнемет.
Тишину подземелья внезапно разрывает грохот автоматной очереди. Это Палюченко останавливает метнувшуюся на него из ниши в стене оскаленную тварь. Продвижение такими колоннами по узким коридорам таит в себе опасность: ведь лобовую атаку в стесненных условиях отражает один, максимум двое ребят. Впрочем, это еще не атака, как поясняет обернувшийся Виктор. Так, самоубийственный бросок одиночки…
Достигнув перекрестка коридоров, мы поворачиваем влево. Становится холоднее. Дорога вниз. Под ногами хлюпает вода, капли на стенах и потолке. Я машинально отмечаю зарешеченные ниши, полуосыпающиеся арки… Не дай Бог оказаться здесь одному…
Мы оказываемся в расширении, похожем на часть уходящего вверх и вниз – черный провал в середине огорожен полуобвалившимся кольцом перил колодца. Внезапно, как по команде, пятеро шедших впереди разворачиваются цепью, а пятеро позади меня (понимаю, почему Роман определил меня в центр группы) сбиваются в клин, как бы закупоривая коридор. Взрываются одновременно все десять автоматов.
То, что удается рассмотреть в свете автоматных факелов и в мечущихся лучах нагрудных фонарей, видимо, смахивает на конец света. Из пустоты, из тьмы лезут оскаленные чудовища с алыми от крови и ярости глазами. Где-то сбоку словно бьет в глубь колодца два раза свистящая молния: успеваю сообразить – пущен в ход огнемет.
Шум боя стихает так же внезапно, как возник. Четырнадцать крыс с оскаленными пастами валяются там, где их настигли пули. Колосов смеется:
– Мало убили? Крысу вообще пулей прикончить трудно, даже нашей… Многие отползали израненные. Между прочим, если ты вернешься сюда через какое-то время после того, как мы пойдем дальше, увидишь: тут будет чисто! Они их сожрут!.. Ты думаешь, твари разбежались? Они здесь вокруг нас, их тут тысячи… – он обводит круг рукой в воздухе, – и все они уже следят за каждым нашим шагом. Ведь мы вступили на их землю.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю. Мы много раз проверяли с часами на руках. Допустим, спускаемся на «Арбатской», или где-нибудь у Яузских ворот, а они в Тушино сразу под землю уходят…
Идем дальше. Переделка, в которую мы влипли, самая рядовая. Шредер так и сказал: попали в засаду. У него выходит, как только крысы убедились, что взять нас врасплох им не удалось, отступили.
Поднимаемся и спускаемся по каким-то коридорам, то узким настолько, что протискиваться приходится почти боком, то таким широким, что по ним могла бы проехать кавалькада всадников. О назначении этих многочисленных тоннелей, переходов, каналов я могу только догадываться…
Когда Палюченко скомандовал привал, я, каюсь, первым повалился на пол. Из подсумки появился кофе в металлических термосах. А есть здесь нельзя: случайно проглоченная частица крысиного мяса с рук, одежды может вызвать смертельное отравление.
Спрашиваю: сколько времени нужно на то, чтобы изучить подземный город так хорошо, как знают его они? Лосиков морщит лоб:
– Здесь много этажей, и можно просто не соваться на те, которых просто не знаешь. Скажем, обычное метро – раз. Специальные тоннели, о которых мало кто знает – два. Канализация, газ, телефон, водопровод – в общем все коммунальное хозяйство – три. С этим проще, хотя бы схемы и карты существуют, хотя и они подчас безбожно врут. Но есть еще и такое, что ни на одних картах не отмечено… Подземные ходы рыли под Москвой еще со времен Ивана Грозного. Они осыпались, рыли новые, старые обнаруживались… Этого никто не знает.
…Внезапная остановка. На стене – начерченный белой краской или мелом крест в круге. Короткое совещание, обмен несколькими фразами, смысл которых от меня ускользает, и группа сворачивает в неприметный лаз, показавшийся мне сперва просто щелью между двумя бетонными плитами. Прорытый в земле, это даже не ход, а нора: тесная, низкая, сырая. Краем глаза замечаю: земля на уровне плеча зашевелилась. Только собираюсь спросить, что это значит, как идущий сзади Шредер припечатывает меня к стене. Снова ревут автоматы, гильзы летят в лицо, а земля передо мной ожила. Я вижу всего в полуметре выныривающую из развороченного суглинка оскаленную крысиную голову.
АКМы бьют в упор. Мгновенная пауза, и вдоль стены, обжигая нам ресницы, летит спасительная струя огня. Потом еще одна. Отвратителен запах паленой шерсти и мяса. Еще выстрелы – и тишина. Отбились.
Пятясь, мы выбираемся в большой коридор. Осматриваемся: все целы и невредимы.
Мой спаситель Шредер объясняет: обнаружили крысиный инкубатор, куда сползаются рожать и выкармливать детенышей самки. Это удача, за каких-то тридцать секунд удалось уничтожить больше крыс, чем за иную неделю охоты!
Спустя полчаса, пройдя маршрут без приключений, сбрасываем доспехи в комнате, из которой начали поход. Ребята моются под единственным краном: о душе им приходится только мечтать.
– История с инкубатором не выходит из памяти.
– А кто обнаружил его? – спрашиваю у Колосова.
– Что обнаружил?
– Ну, инкубатор. Кто-то же пометил крестом… Кто?
– Не знаю. И никто не знает.
И Колосов неохотно, подбирая слова, объясняет.
Происхождение крестов неизвестно. Понятно, что они появляются не сами собой. Кстати, не только кресты, а еще и треугольники, квадраты, волнистые линии. Брали пробы красителя. Обычный мел или известняк, которого под землей предостаточно. Кто и зачем ставит эти знаки? Удалось установить, что крест в круге, который мы видели, означает предупреждение о близком скоплении крыс. Но кому адресовано это предупреждение? Отряд часто пользуется этим знаком для выполнения своей задачи и никогда не ошибается.
– Смешно думать, что мы знаем что-то о подземной Москве, – говорит мне Колосов. – Там обитает кто-то, кто знает все ходы переходы. Но нам ни разу не посчастливилось встретится с этим существом. Оно и понятно: нас же видно и слышно за версту, а этот видит и ориентируется в темноте лучше, чем мы на свету. Но мы даже следов его пребывания пока не обнаружили, если не считать пары-тройки явных признаков свежих земляных работ…
Они едут по своим квартирам отсыпаться, а вечером поздно вновь встретятся здесь, чтобы опять спустится туда.
Кто знает, что ждет их в эту ночь?..